Искренность и наивность

Наивность. Искренность. Непосредственность.

Искренность. Ис-кренность. «Зри в корень», значит — в самую суть. Мы не так часто позволяем себе открыть этот корень, эту сердцевину для внешнего мира. Где-то боимся себя подставить под удар, где-то обидеть других или получить плохую оценку со стороны. Если представить человека в виде дерева, а за центр, за корень искренности принять его ствол, то получится, что большая часть воздействий как извне, так и изнутри, повисает на ветвях, не достигает ствола. То есть настоящего контакта не происходит. Большая часть восприятия того, что с нами происходит, и наших реакций получается не-непосредственной. Посредственной. Опосредованной. Усредненной. То есть не нашим уникальным взаимодействием Меня и Мира, а некоторым среднестатистическим «средняя температура по больнице 36.6».

А ведь может быть по-другому. Помните то время из детства, когда не было двух одинаковых снежинок, когда конфеты были такими вкусными — ну просто не остановиться, и день был длинный-длинный?
А полчаса в очереди — такой кошмар, ведь это невыносимо скучно, ничего не меняется, ничего не происходит. А сейчас мы, взрослые, приучили себя к этой скуке, и можем за целый день вообще ничему не удивиться.
Непосредственность. А что же это такое? И еще синоним — наивность. Детская непосредственность. Наивный, как дитя. С негативным оттенком — непосредственность — это невоспитанность, невежливость, а наивность — глуповатость.

«Наивность – это восстание первоначально естественной искренности человечества против ставшего второй природой искусства притворяться» — это Кант. Ставшего второй природой — это он прав. Однако мы решили, в отличии от великого философа, разнести понятия искренность и наивность следующим образом: наивность взять как (форму) восприятия, непосредственность — как (форму) реакции, а искренность — как образ жизни человека, к которому применимы эти характеристики. Совершенно искренний человек старше семи лет нам встретится вряд ли — мы быстро осваиваем великое искусство притворяться.

Однако только ли в притворстве дело, только ли оно мешает нам прислушиваться к своей сердцевине? По-видимому, все сложнее. Существуют еще такие вещи, как машинальные реакции и оценка. Они тоже препятствуют прохождению информации, ставят некий фильтр между нами и внешним миром. В любом случае мы обобщаем накопленный жизненный опыт. И если мы 415 раз видели стул, исследовали его свойство и функции, мы перестаем видеть его как нечто новое. Остается «стул вообще». И только исчезающе малый процент вещей открывается нам уникально. И людей, к сожалению, тоже. На них эта машинальность также распространяется. Машинальность — это инструмент, необходимый нам в повседневной жизни. Ведь если бы мы каждый день занимались формированием понятий о том, что нас окружает, мы не могли бы двинуться с места ни в прямом, ни в переносном смысле.

Но, если перед нами вдруг предстало произведение искусства, или стул в новой форме (дизайн), или нам необходимо решить творческую задачу с участием этого стула… Тогда может включиться наивное восприятие, как если бы мы видели его впервые (Вот это Стул!.. Это — стул?! Так… стул...) То же и с оценкой. Помните, Балу учил Маугли, как отличить гнилой сук от крепкого, можно ли его использовать в качестве опоры. Если мы ставим себе цель, включается этот механизм отделения зерен от плевел, того, что целесообразно — от всего остального. И если нам нужна гречка, чтобы сварить кашу — это одно, а если шелуха для набивания ортопедической подушки — это другое.

Главное, когда цель достигнута или изменилась, уметь отложить этот инструмент в сторону.

Спасибо за прочтение!)))